«Основанием всеобщего благосостояния может быть лишь нравственное воспитание юношества».

Цицерон

В этой главе мы предлагаем нашим читателям выдержки из книги «Материнская школа» (1657 г.) Яна Амоса Коменского — отца народ­ной педагогики.

Из четырех школ, которые человек должен пройти к 24 годам своей жизни, материнская школа — первая. Хотя новейшая педагогика в чем- то опередила Коменского, но отнюдь не во всем: многое у него так глу­боко и превосходно, что до сих пор его советы могут быть полезны мате­рям в деле умственного, нравственного, религиозного и физического вос­питания детей дошкольного возраста. Это воспитание есть основание для всего дальнейшего, и судьбы будущих поколений — в руках матерей.

Мы приводим из книги отрывки, касающиеся воспитания в детях добродетели и добрых нравов.

Вола воспитывают для плуга, лошадь для езды, собаку для охоты, потому что эти животные именно для этого созданы и не пригодны ни на что другое. Человек же, созданный для более высоких целей, должен быть приготовлен к высшему, а именно к тому, чтобы в добродетелях уподобиться Богу, своему Владыке, которого он есть образ и подобие. Потому что тело, из земли взятое, есть земля, на ней останется и в землю обратится; но душа — от Бога и божественная — имеет свою жизнь в Боге и должна стремиться к Нему.

Те родители, которые обучают своих детей лишь тому, как они дол­жны есть, пить, ходить, говорить, одеваться, не выполняют в достаточ­ной мере своих обязанностей, потому что все эти вещи касаются только тела, которое не есть сам человек, но только его жилище. В нем обитает хозяин, то есть разумная душа, и о нем мы должны заботиться больше, нежели о его жилище.

Плутарх хорошо выразился о тех родителях, которые желают для своих детей лишь телесной красоты, здоровья, богатства и почестей, приучают их к приличиям, но мало заботятся о том, чтобы души их были украшены добродетелями, что они, эти родители, держат башмак в большем почете, нежели ногу. Фиванец Кратес, мудрый язычник, жалуется на такое безрассудство родителей в следующих словах:

«Если б я мог парить в облаках, я бы стал кричать, не умолкая: послушайте меня, неразумные люди! Не гонитесь ли вы за призраком, уча детей собирать лишь преходящие блага, не заботясь о том, что­бы они приобретали честь, добродетель и искусства».

Поэтому главнейшую и величайшую заботу должно приложить к надлежащему воспитанию души, или духа, как главной части человека, а затем уже позаботиться и о теле, чтобы оно могло быть достойным и спокойным жилищем бессмертной души. Хорошо воспи­танной душой является та, которая, будучи просвещена божественною мудростью, сознает и хранит в себе величие божественного образа.

Однако нельзя думать, что дети могут стать благочестивыми, чест­ными, искусными, если к этому не прилагать неутомимого и непрерыв­ного труда и забот. Даже для того чтобы научиться есть, пить, ходить, говорить, брать что-то в руки, нужно руководство. Тем более такие выс­шие качества, как вера, добродетель, требуют внушения и увещания.

Было уже указано, какие внешние добродетели по преимуществу сле­дует прививать в раннем детстве. Теперь следует показать, как сделать это осторожно и с пользою в столь раннем и нежном возрасте. Как молодое деревце легче, нежели старое, уже окрепшее дерево, может быть направлено в ту или другую сторону, так и человек в этом раннем воз­расте легче, нежели в позднейшем, может быть приучен ко всему, если только будут употребляемы подходящие средства, а именно если будет:

- постоянный образец добродетели и благонравия,

- своевременное и осторожное наставление и

- умеренная дисциплина.

Добрые примеры крайне необходимы детям, потому что, как это уже и указано в общей дидактике, Бог одарил людей большими подра­жательными способностями и такою жаждою делать все, что делают окружающие, что если даже не велят ребенку делать того или другого, он может все-таки научиться тому, что он только видит и слышит, как будто изучил все это на опыте; поэтому нужно крайне внимательно наблюдать за тем, чтобы в доме, где есть дети, никогда не нарушались вышеназванные добродетели, но чтобы все были умеренны, услужливы по отношению друг к другу, послушны и правдивы. Если это будет твердо и постоянно соблюдаться, то наверно не понадобится ни много слов, чтобы наставлять детей, ни наказаний, чтобы принуждать их. Но если взрослые и сами часто выходят из границ, то что же удивительно­го, если молодые люди повторяют то, что они видят, особенно если принять в соображение, что наша природа извращена и сама по себе более тяготеет к злу, чем к добру.

Необходимо также и наставление, но только при случае и осто­рожно сделанное. Лучший же повод к наставлению ребенка является тогда, когда видят, что он не поддается доброму примеру или хочет что-нибудь сделать по примеру другого, но не может. Тогда время сказать ему: делай так и так! Посмотри, как делаю я! Так делают отец и мать. Стыдись! Не делай этого, это будет нехорошо!

Наставлять ребенка пространнее этого и многословно поучать его еще не время и ни к чему не ведет.

Иногда нужно прибегнуть к помощи наказания или розги, чтобы закрепить пример и наставление. Но есть две степени дисциплины.

Если ребенок делает что-нибудь непристойное или дурное, сперва нужно на него прикрикнуть, но разумно, чтобы не напугать его, а лишь предостеречь, чтобы он смотрел за собою; нужно также пристыдить его словами и, чтобы он не повторял того же, пригрозить.

Если замечают, что ребенок исправляется и ведет себя лучше, то нужно его вскоре или через некоторое время похвалить, потому что разумным и своевременным порицанием и похвалою можно многое исправить не только в детях, но даже и в иных взрослых.

Если это не помогает, то следует вторая степень наказания: ребенка следует высечь или ударить рукою, для того чтобы ребенок устыдился и в будущем лучше вел себя.

Здесь должен я по справедливости восстать против обезьяньей и ос­линой любви некоторых родителей, которые все спускают своим детям и дают им расти без всякой острастки; дети могут делать что хотят: бегать, кричать, ворчать, царапаться и отвечать что им вздумается. Ро­дителям все это нравится. Это — дитя, — говорят они, — милое дитя, его не надо раздражать; он еще ребенок, он не понимает.

Но в таком случае ты сам — неразумное дитя! Если ты видишь нера­зумие своего ребенка, почему ты не поможешь ему стать разумным? Ведь он родился, чтобы быть не теленком или ослом, а разумным тво­рением. Зачем удерживаешь ты в нем первобытную глупость, вместо того чтобы помочь освободиться от нее с помощью своевременной, свя­той и здоровой розги? Не думай, что дитя не поймет этого. Понимает же он, что значит шалить, сердиться, стискивать зубы, делать назло, дуться и т.п., и наверно также поймет, что такое розга и к чему она служит. Не в ребенке, а в тебе, неразумный человек, кроется недоста­ток, потому что ты не видишь и не хочешь видеть, что лучше для твоего ребенка и для тебя. От чего же и происходит, что некоторые дети быва­ют впоследствии непокорны своим родителям и постоянно огорчают их, как не от того, что они не привыкли бояться их?

Уже издавна справедливо говорится, что кто вырастет без страха, тот будет жить без стыда, ибо писание должно исполниться: «Розга и об­личение дают мудрость; но отрок, оставленный в небрежении, делает стыд своей матери.» (Притчи Соломона, 29, 15). Премудрость Божия дает в этом деле родителям следующий совет (Притчи Сол., 29, 17): «Нака­зывай сына твоего, и он даст тебе покой, и доставит радость душе тво­ей». Если же родители не следуют этому совету, их ожидает от детей не радость, а стыд, мучение и беспокойство. Как часто слышишь жалобы: у меня дурные, непослушные дети и т.п. Но что же удивительного, что каждый жнет, что посеял? Ты сеял им в сердце своеволие и хочешь собирать плоды воспитания? Их не может быть, потому что дикое дере­во не приносит плода. Ты должен был своевременно позаботиться о том, чтобы сделать деревце гибким и прямым, пока оно было еще нежно и молодо, и оно не выросло бы у тебя криво. Но так как многие роди­тели беспечно относятся к наказанию, то что же удивительного, что они выращивают только диких, невоспитанных детей, прогневляют Бога и огорчают добрых людей. Сюда же надо причислить и тех малодушных родителей, которые не хотят огорчать своих детей гневным лицом и, пожалуй, сами больше боятся детей, нежели дети их; хотя эти родители часто бывают сами людьми благочестивыми и хотят всего достигнуть добрым словом и ласковым увещанием, надеясь обойтись без наказа­ний, что, однако, невозможно.

Один мудрец справедливо сказал, что если б ребенок был даже анге­лом, ему все-таки необходима розга. Неужели же не был Илий первосвя­щенник благочестивым человеком? Разве он не поучал своих сыновей (Первая Книга Царств, 2, 23, 24, 29)? Однако так как он не наказывал их строго, они восстали против него, и таким образом своею слабостью он навлек на себя и весь дом свой большое горе, гнев Божий и наконец истребление всего своего дома (Первая Книга Царств, 3, 13, 14).

Гейлер (из Вейзенберга), старый и славный страсбургский пропо­ведник, недурно изобразил родителей, представив, как дети дерутся, таскают друг друга за волосы и колют друг друга ножами, а отец стоит тут же с завязанными глазами.

Нужно, однако, дать некоторое руководство к упражнению детей в вышеупомянутых добродетелях.

Первая добродетель есть умеренность, ибо она есть основание жизни и здоровья и мать всех остальных добродетелей. Дети будут привыкать к ней, если им будут позволять есть, пить и спать только тогда, когда этого требует природа, то есть когда замечают, что они хотят есть, пить или спать. Давать детям повод к еде, питью или ко сну прежде, чем природа потребует этого, и тем более обременять их пищею и питьем и принуж­дать ко сну против их воли (как делают некоторые родители), есть чис­тейшее неразумие. Довольно давать и то, чего требует природа.

Нужно, однако, наблюдать, чтобы природа не была обманута, что случается, если детей кормят различными лакомствами и сластями. При помощи их можно проглотить гораздо больше, чем требуется; они суть ступени к божеству. Хотя недурно иногда давать детям лакомства, но вредно для здоровья и нравственности обращать их в постоянную пищу.

Начало чистоты и опрятности закладывается уже на первом году, когда детей держат в наивозможной чистоте, что няньки умеют делать гораздо лучше, чем здесь можно описать. На втором-третьем году и поз­днее их следует учить есть чистоплотно, без чавканья, облизывания паль­цев, высовывания языка и т. п., и пить без звука. Постепенно их можно приучать держать в порядке платья, чтобы они намеренно не делали пя­тен, не пачкали и не рвали их, что дети иногда делают по неразумию, и по такому же неразумию родители оставляют все это без внимания.

Их легко также приучить почитать старших, если только они замечают, что на них обращают внимание; поэтому не огорчайся, если ребенка останавливают, прикрикивают на него и иногда наказывают. Он будет чувствовать страх. Если детям все спускается, как это бывает у родителей, которые не знают никакой меры в своей любви к детям, то из этого не может выйти ничего, кроме своеволия и упрямства. Вполне естественно любить детей, но осторожнее, не показывать детям своей любви. Не без основания сказал Иисус Сирах:

«Необъезженный конь бывает упрям, а сын, оставленный на свою волю, делается дерзким. Лелей дитя, и оно устрашит тебя; играй с ним и оно опечалит тебя. Не смейся с ним, чтобы не горевать с ним, и после не скрежетать зубами своими.» (Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова, 30, 8 — 10).

Для отца и для матери лучше держать ребенка в страхе, чем раск­рыть перед ним все свое сердце и, благодаря этому, дать ему повод к безрассудству и дерзости.

Хорошо также, если посторонним и в особенности старым людям позволено останавливать и наказывать детей, чтобы они не только в при­сутствии родителей, а везде, где бы они ни были, приучались смотреть за собою, чтобы в сердца их прочно залегли почтительность и стыд перед другими людьми. Неразумны те родители, которые не позволяют строго взглянуть на своих детей и считают долгом заступаться за них, даже в их присутствии, если кто-нибудь сделает им замечание: от этого молодая кровь будет лишь укрепляться в своеволии, дерзости и чрез­мерной гордости. Следует старательно избегать всего этого.

Далее следует прилежно упражнять детей в действительном послу­шании: в них будет заложена основа многих прекрасных добродетелей, если они своевременно научатся ограничивать свою собственную волю и обращать внимание на мнение других людей. Не будем оставлять мо­лодое деревце на произвол судьбы — расти, как и куда ему вздумается, но привяжем его к тычине, чтобы оно привыкало расти и стоять прямо.

Теренций* справедливо сказал:

«Произвол в человеке делает его лишь злее. Если отец и мать гово­рят: оставь, оставь это, сиди смирно, подай сюда ножик, положи это туда, они должны настоять, чтобы дитя исполнило приказание. Когда же замечается своеволие и непослушание, то можно и должно пресечь его выговором или разумным наказанием.»

Про персов, которые обращали большое внимание на воспитание детей и за то заслуживают большой похвалы перед другими народами, читаем, что они усердно развивали в детях, кроме умеренности, также умение говорить правду и избегать всякой лжи; и не без осно­вания, ибо лживый, обманчивый язык — великий позор для человека. Плутарх говорит:

«Ложь есть рабский порок, и справедливо желать, чтобы все люди имели к нему отвращение.

Нужно, следовательно, не скрывать того, что они сделали, но сми­ренно признаваться в этом и, кроме того, не говорить того, чего не было; Платон даже не позволяет детям рассказывать выдуманные басни и сказки, советуя лучше приучать их к более серьезным вещам. И я не знаю, чего хотят достигнуть те, кто имеет обыкновение приучать детей сваливать вину на других, если они в чем-нибудь про­винились, и забавляется, если им это удастся. Но кому же при этом оказывается плохая услуга, как не самому ребенку? Если он привык видеть во лжи забаву, он и сам будет лгать».

В раннем детстве еще не замечается проступков против справедли­вости и права собственности, если только няньки и другие лица, окру­жающие детей, не научат их этому. Но может случиться, что кто-нибудь перед детьми отнимет что-нибудь у другого, или утаит, или утащит что-нибудь из кушанья, или схватит что-нибудь не свое. Делается ли это серьезно или в шутку — если только на глазах у детей — они научатся тому же, ибо, как уже неоднократно говорилось, они маленькие обезь­янки. Что они видят, то пристает к ним и тому они подражают; поэто­му необходимо, чтобы няньки и вообще лица, ухаживающие за детьми, умели осмотрительно держаться перед ними.

Ребенок может уже с первых лет постепенно упражняться в люб­ви к благотворительности, когда он видит, что родители охотно распределяют милостыню между бедными, или когда его самого по­буждают поделиться тем, что у него есть, и хвалят, если он это делает.

Праздность, как справедливо и хорошо говорили святые Отцы, есть ложе дьявола, ибо кого он находит праздным, тому он дает занятие и следит, какое направление он может дать ему сначала дурными мысля­ми, а потом злыми делами; поэтому умно поступают, если с юных дней не дают места праздности, но постоянно упражняют ребенка в работе, потому что этим заграждается дорога искусителю. Конечно, работу здесь надо понимать в двояком смысле, хотя бы это была — да впрочем ничего иного и быть не может — просто детская игра. Лучше играть, нежели ни­чего не делать: в игре дух занят и вместе с тем развивается.

Приучить детей к работе нетрудно, ибо сама природа влечет их к то­му, чтобы постоянно что-нибудь делать.

Пока дети учатся говорить, до тех пор им следует лепетать и болтать, сколько и что они могут и хотят. Но когда они научатся говорить, то необходимо приучать их к молчанию, не потому, чтобы мы хотели сде­лать из них немые глыбы, но разумные создания. Кто считает неважною вещью умение молчать, говорит Плутарх, тот мало понимает. Разум­ное молчание есть начало высшей мудрости. Еще никто не повредил себе молчанием, говорит он, словами же многие нанесли себе вред. И хотя бы это было не совсем верно, все-таки и речь, и молчание равно необходи­мы для нашей жизни, и если они целесообразно употребляются, они служат лучшим украшением человека и должны быть соединены и прак­тиковаться теперь уже, с самого начала, одно наряду с другим.

Следовательно, детей нужно приучать к молчанию; в особенности же они должны тихо держать себя во время молитвы или церковной служ­бы, — будь это дома или в церкви. Отнюдь не должно позволять им в это время кричать, бегать, вертеться или болтать. Точно так же должны они смирно выслушивать, если отец или мать приказывают им что-нибудь.

Другая сторона этой добродетели есть искусство обдуманно гово­рить; дети должны подумать, как хорошенько сказать, если они что-нибудь спрашивают и отвечают. Болтовня обо всем, что взбредет на ум, прилична дракам, а не тем, кто должен стать разумным человеком. Но все это должно соблюдаться настолько, насколько дети в этом возрасте могут понять и усвоить все это, и благоразумные родители должны иметь это в виду.

В ребенке может быть заложено начало терпения, если его не слишком много ласкают и нежат. У некоторых детей уже на втором и третьем году начинают проявляться дурные чувства, которые, подобно дурной траве между цветами, лучше выполоть возможно скорее. У не­которых детей проявляется упрямство и своеволие: иной что придет ему в голову, того он добивается непременно, кричит и капризничает; у другого появляются гнев, злоба, жажда мести; он бросается, дерется, кусается и царапается.

Но так как это не прирожденные качества, а лишь случайно вырос­шие плевелы, то благоразумные воспитатели должны с корнями унич­тожать их и противиться их развитию. В раннем возрасте это делается гораздо легче и с большею пользою, нежели впоследствии, когда этим недостаткам дадут уже укорениться. Напрасно некоторые говорят, что дети еще не понимают. Кто так говорит, тот сам человек неразумный, что уже доказывалось раньше.

Правда, что в саду мы не можем полоть негодную траву, как только она покажется из земли, потому что ее трудно и отличить от посева, и захватить рукою; но верно также, что не следует ждать, пока она выра­стет, потому что тогда крапива сильнее жжет, чертополох больше ко­лется, и, кроме того, они заглушают добрые травы. Если же будут си­лою вырывать выросшие плевелы, то легко повредить коренья добрых трав и все погубить.

Поэтому, как только ты, добрый друг, заметишь плевелы, крапиву и чертополох, вырви их скорее, и ты увидишь, что добрые травы будут лучше расти. Если ты замечаешь, что ребенок любит есть и пить сверх потребности, слишком любит мед, сахар или фрукты, то будь благоразумнее ребенка и не давай ему. Уйди с ним, займи его чем-нибудь и не спрашивай о его слезах, оставь его плакать, — он сам перестанет, и от этого ему будет большая польза.

Если он будет упрям и капризен, не допускай этого, прикрикни на него, запри дверь, отложи в сторону вещь, из-за которой он кричит, и дитя поймет, что оно должно уважать тебя и делать не то, что ему взбредет в голову, а то, что тебе угодно.

Двухлетний ребенок не слишком уж мал для подобной дисциплины. Но и наоборот — надо остерегаться, чтобы не раздражать ребенка, ина­че можно его довести до того, что он не будет обращать внимания ни на какое увещание и наказание.

Приучать детей быть услужливыми легко без всякого труда, потому что они сами за все берутся. Не нужно им мешать в этом, следует лишь направлять, чтобы они делали это разумно. Отец и мать могут поручать иногда детям то, что они делают сами или поручают домашним, напри­мер: дитя мое, подай мне это; подними то; положи на скамейку; снеси на стол; поди, позови Павлушу; скажи, чтобы Анна пришла; дай нищему денежку; сбегай к дедушке, поздоровайся с ним и скажи, что я спраши­ваю, как он поживает, но приходи скорее назад, и т. д., насколько, ко­нечно, это позволяет возраст и сообразительность ребенка.

Детей следует также упражнять в расторопности, чтобы они живо исполняли то, что им приказывают, и оставляли для этого даже игру. Если они с детства приобретут привычку охотно и с радостью служить старшим, впоследствии она будет их большим украшением.

В учтивости родители обыкновенно упражняют своих детей, нас­колько сами понимают ее, и поэтому особенные указания здесь не нуж­ны: милым будет тот ребенок, который держится относительно родите­лей и других людей приветливо, ласково и любезно, что многим детям как бы прирождено. Других же нужно наставлять, и этим отнюдь не пренебрегать.

Наконец, чтобы ласковость не была чисто подражательной и нера­зумной, она должна умеряться скромностью, стыдливостью и изяще­ством. Один осел, увидав, как собачка играла и ласкалась к своему хо­зяину, также бросился к нему на грудь и стал лизать и ласкать его. Но так как это ему, как ослу, не приличествовало, то он получил лишь побои за свою несносную и навязчивую нежность; поэтому и относи­тельно детей должно наблюдать, что кому из них приличествует.

Но чтобы они могли знать, что прилично и что нет, их должно при­учать и к внешним манерам: как следует скромно сидеть, смирно сто­ять, прямо ходить, не горбиться, не кривиться, не шататься и не ка­чаться из стороны в сторону. Равно нужно приучать их к тому, чтобы они просили, если им что-нибудь надо, и благодарили, если им дают; если они кого-нибудь встречают, чтобы кланялись, здоровались, дава­ли ручку; если они разговаривают со старшими, чтобы они смирно дер­жали руки и снимали шляпу.